Ну это было одновременно, я сначала стал просто блогером, потом стал писателем, одно поддерживало другое, понимаете? Сейчас я достаточно популярный блогер, у меня формальная аудитория около 60 тысяч, хотя на самом деле меньше, конечно, числа подписавшихся на меня людей, но если бы я не был бы писателем с книжками, их было бы гораздо меньше. Одно другому помогает, в общем.

А мешать – это как? Это не может мешать, потому что я человек интернетный. Я иначе себе не представлял своей писательской жизни, как вне социальных сетей, вне Фейсбука. Раньше –– вне Живого Журнала. Я когда пишу, я всегда сразу вывешиваю это на Фейсбук, буквально через 5 минут. Так что это помогает, понимаете?

Есть писатели, которые до сих пор пишут от руки, например. Я сам тоже иногда записываю от руки какие-то вещи, но целиком я не могу произведение написать от руки. Если меня оставят без компьютера, мне, может быть, придется писать от руки. Но вот не участвовать в социальных сетях, не иметь аккаунта в Фейсбуке –– это мне кажется напрасным снобизмом, понимаете? Это все равно, как если бы писатель эпохи 19 века принципиально отказался бы от печатного станка и сказал бы: «Я буду только как в 15 веке, от руки пускай все переписывают мои книжки», понимаете? Пускай они существуют в 15 экземплярах!

Понимаете, они, конечно, есть, но писать от руки – это отдельная ситуация, а неумение пользоваться социальными сетями, пользоваться интернетом – другое. Это делает их жизнь просто неудобной, мне кажется. Если им так нравится, то пускай. Разумеется, никто не может их за это осуждать. Но, мне кажется, это зря, это они ошибаются, понимаете? Это все равно, что отказываться от чтения электронных книг сейчас. Нет столько денег, нет столько полок, чтобы заполнить все книгами. Это удобно: уезжаешь куда-нибудь, записываешь и читаешь книжку.

Это – необходимость. Это способ существования для меня – быть писателем. Это постоянный внутренний диалог, постоянный разговор с самим собой, попытка что-то выяснить в себе самом и для себя. Я к этому разговору приглашаю слушателей, приглашаю читателей, чтобы это было в их присутствии. Очень полезно вести, кстати говоря, разговоры и споры в присутствии третьего лица, потому что, знаете, как в суде, когда истец и ответчик начинают разговаривать в присутствии адвокатов, судей, присяжных. Так они просто морду друг другу набьют и друг друга поубивают, а здесь тоже все-таки и вести себя прилично, и аргументы какие-то подбирать, понимаете, пытаться доказать свою правоту.

Может быть, это натянутое сравнение, но мне нужен третий человек. Третий человек – в смысле кто? Я один, и я другой. Вот два меня ведут разговор внутри себя: я хороший – я плохой, я честный – я нечестный, я человек самодовольный – я самокритичный, я любящий – я ненавидящий, я щедрый – я завистливый, я всепрощающий – я злопамятный. И вот в этом бесконечном разговоре, в этом бесконечном распутывании собственной биографии у меня была и продолжается очень интересная жизнь, очень многослойная, очень полная общением с самыми разными людьми, общением реальным, и полная каких-то воспоминаний, которые играют в моей жизни огромную роль. И я хочу проделать себе дорожку к свету, к солнышку, расшвырять глыбы, которые на меня наваливаются, и вот этим я занимаюсь в своем писательстве. Мне это абсолютно необходимо, я так решаю свои внутренние проблемы, проблемы своего, так сказать, отношения к самому себе.


Понимаете, у меня очень много вины перед разными людьми: от каких-то случайных до разных важных людей. Я могу сказать, что, наверное, я виноват перед своими родителями, перед своими бабушками-дедушками, что я им что-то недодал, был невнимателен, был жесток. И виноват перед огромным количеством людей в моей жизни: мужчин, женщин, молодых, старых, близких и дальних; но при этом я понимаю, что я вовсе не был такой один негодяй в компании каких-то святош, ничего подобного. У меня огромное количество счетов к людям, понимаете, огромное количество претензий, обид, затаенных каких-то недовольств, каких-то оскорбленных чувств. Во всем этом я постоянно разбираюсь, но не напрямую. Я, конечно, когда-нибудь разберусь и напрямую, потому что очень хочу написать такую книжку, которая будет называться «Подлинная жизнь Дениса Кораблева». Рассказать о себе как минимум до двадцати одного с половиной года, до смерти отца – первый том, если можно сказать. Ну и второй том уже потом.

Когда мне задают такой вопрос, я зачастую просто не знаю, что мне на него ответить. Я говорю: «А что тут такого?» Подумаешь. И вот буквально недавно мне, когда я был в Ставрополе и в городе Сальске, маленьком замечательном городе Ростовской области, мне там читатели задавали вопрос: «А вот каково быть героем популярной книги?»

Да я даже не знаю, надевать мне приходится его на себя или нет. Ничего особенного, понимаете? Я подумал вот буквально несколько дней назад, что если я так убежденно говорю, что ничего страшного, что я вообще этого ничего не чувствую, ничего об этом не знаю, просто вот так мне повезло, папа написал книжку, где главного героя назвал моим именем, ну и черточки моей жизни, ну и все. Вот это упрямство, с которым я говорю, что ничего не было, меня заставляет самого подозревать, что значит на самом деле что-то было. Значит, от чего-то я закрываюсь. Я пытаюсь сам себя убедить в том, что ничего не было, а что-то было. И вот мне бы надо бы найти, что же это было. Понимаете, какая штука? Так что пока, на сегодняшний день, я не могу ответить. В общем-то, с полной искренностью говорю: «Да ничего особенного. Как-то жил». Когда-то пользовался. Конечно, пользовался, естественно, но так, а чисто в житейском смысле. Например, надо было поставить машину на регистрацию, устроить дочку в школу… Берется книжка «Денискиных рассказов», идется к директору или к начальнику ГАИ, говорится: «О, здрасьте. Читали, наверно?». «Да, конечно. А вы знаете? Ой, не может быть. Да, давай, как интересно. Спасибо. Подпишите на память».

Да. То есть такая торговля знаменитостью была. Ну как бы и все. Ну здесь же нет психологической проблемы. Все равно, если бы я был, например, герой труда какой-нибудь там.

Писательского труда. Вы знаете, кто я? Я вот тот самый какой-то, который там… Ну да, очень приятно. Ну и все. Понимаете, никаких психологических проблем это для меня, на сегодняшний день, мне кажется, что не предоставляло, а может быть, предоставляло. В этом надо разобраться и вообще разобраться в отношениях со своим прошлым. У меня была такая автобиографическая книжка, называлась «Мальчик, дяденька и я», посвящена одному правда, кусочку моей жизни. Разбираясь со своим прошлым, ты как бы плюешь на своё настоящее, понимаете? Потому что время-то у нас не бесконечно. Даже вот, я понимаю, что вот мне уже много, вам, допустим, мало лет, но все равно...

Где-то до 45 людям обычно кажется, что впереди жизнь бесконечная совершенно.

Девочка — это одно. Это никто у вас не отнимает. А почему не надо? Может быть, наоборот? Может быть, надо, можно?

В чем-то полностью должно было помочь, во многом: и в общении, и в круге людей, и в любви к книгам, и в каких-то навыках писательской жизни – в том, как писал мой отец. Я пишу сам по-другому, но в любом случае это короткие рассказы. Так или иначе, это короткие рассказы с сюжетом. Отец писал сюжетно, и я пишу сюжетно, фабульно. Пишу так, чтобы мои эмоции почувствовал другой человек, читатель; пережить их краткость, проблема краткости, проблема внятности, ну и, конечно, большие проблемы чисто технологические –– это писать, по возможности, просто, прозрачно без красивостей. Понимаете? Вот если человек идет по, допустим, снегу, то пускай он идет просто по снегу, даже если дело происходит в марте, когда снег, знаете, такой с синими тенями, это уже миллион раз написано. Поэтому так и напиши: «Он шел по снежной тропинке»; а не надо говорить: Он шел по синему хрупкому насту». Ну кому это надо? Ну мой дорогой. Уже об этом лучше тебя написали и Тургенев, и Бунин. Ну что ты в самом деле выдрючиваешься? Вещают не по делу.

Не украшай. У меня в книжке есть рассказ специально о том, как нужно делать, «Тренировка строчкогонства», где показано, как из 80 знаков сделать 800, в 10 раз увеличить размер текста, причем эпитетов, прилагательных всяких, понимаете, вроде бы необязательных описаний обстановки, света, цвета, мебели – ерунда это. Поэтому моя работа – часто в том, чтобы избежать всех этих соблазнов, понимаете. И при этом не засушить, при этом не превратить текст в журнал боевых действий.

«Я в карты играю», – говорю я.

Да. Играю в игры. Конечно, я говорю, что я журналист и писатель. Я говорю честно. В основном, езжу все-таки, летаю на самолете, там мне в последнее время ни разу не попадался разговорчивый собеседник. Чтоб сядешь –– и как в кино, тут же разговаривают, –– никогда. Иногда мне даже самому хотелось поговорить с каким-нибудь дядей, с какой-нибудь тетей, но как-то они не выказывали ни малейшего желания отвечать на мои вопросы типа: «А что вы читаете? А хорошая ли погода?»; отворачивались.

Да. Конечно. В поезде у меня была очень интересная ситуация, связанная, кстати, с Фейсбуком. Я сажусь в Сапсан, еду не один, там мои товарищи тоже сидят, поэтому свидетели были. Так вот знаете места, где столик в середине, а вокруг сиденья. И едет мама с детьми. И вот она начинает читать «Денискины рассказы», и мальчик спрашивает: «Как интересно, как интересно, какой этот Дениска?» Знаете, что потом случилось? Мама мальчику говорит: «Что ты, Колечка? Это же литература. Никакого Дениски на самом деле не было. Это же просто литературный персонаж, это просто выдумка» Я пишу в Фейсбуке, говорю: вот такая история. Скажите, что мне делать? Сказать или не сказать?

Часа 2 мне друзья мне советовали. Мы устроили голосование. И все-таки победила партия «надо сказать». И тогда я подослал одну из своих знакомых, сказал ей: «Знаете, мадам, вы вот только что сказали вашим детям, что Дениски никакого не было. А он мало того, что был, он – есть. Вот он сидит сзади вас». Дети так обрадовались! В общем, это было целое приключение. «Я учительнице расскажу,» –– говорит один мальчик. А девочка говорит: «Я тоже. Давайте делать селфи» и так далее. В общем, класс. Понимаете?

Да-да-да. Конечно. Понимаете, в чем дело? Иногда приходит в голову что-нибудь интересное, и уже страшно, что это ускользнет, что это забудешь. Нет ничего обиднее, чем через где-то час, или вечером вспомнить: боже мой, какая была интересная идея у меня, какой интересный сюжетный ход, поворот. Что же это было? Боже. Что же это было? Поэтому чтобы это не случилось, такое бывало у меня, бывает и сейчас. Но чтобы этого не было, у меня всегда в кармане есть маленький, тоненький блокнотик, а кроме того, конечно, айфон, конечно, я туда что-то в заметки заколачиваю одним пальчиком. Вот. Бывает даже кое-что, какие-то вещи большие пишу.

Несколько дней назад, я был в поездке, когда меня не было в Москве. Что-то я там записывал, интересное. Понимаете, раньше я писал рассказы совсем коротюсенькие, совсем на 1-2 странички. Сейчас я все-таки дал себе возможность дышать посвободнее, поэтому рассказы бывают на 3, на 4 страницы. И вот для таких рассказов часто бывает надо какой-нибудь эпизод, какая-нибудь встреча, какой-нибудь разговор. В метро девушка одна говорит с другой: «Кто твой молодой человек?» – одна спрашивает. Кто он? Она, ей даже и стыдно признаться, страшно признаться. Она говорит: «А кто он?» Она говорит: «Он – колдун».

«Наверное, он жутко богатый, раз колдун?» А первая так огорчённо говорит: «Нет, не богатый, потому что он честный колдун». Понимаете? Честный колдун, небогатый. Она не врет. Колдун — это вот как есть. Иногда встречаются просто услышанные какие-то словечки, иногда просто какие-то воспоминания, которые хочется записать, чтобы они не ушли, воспоминания, которые могут попасть в рассказ какой-нибудь, какие-нибудь штришки, черточки, которые придают достоверность всему, что я рассказываю.

Знаете, да. Нечасто, но бывает, узнают. Особенно узнают какие-то старые знакомые, особенно знакомые женщины, в некоторых эпизодах моей молодой жизни некоторые дамы узнают себя. Главное, что я стараюсь никого не обижать, на самом-то деле.

Понимаете, я очень люблю неординарные ситуации в жизни. Неординарные не в том смысле, что вдруг там бедный оказался богачом, а богач ––бедняком, а вот много таких вещей. Скажем, у меня в последнем моем сборнике рассказов есть рассказ «Честный стукач», о провокаторе и стукаче, который при этом был очень честным человеком. И вот об этом рассказ. Ну, много чего, я не могу сказать. У меня рассказов столько, что я уже не все их помню. Я их написал примерно 1300 штук. Ну как я могу их все запомнить? Начинаешь искать по ключевым словам. Иногда находишь, а иногда и нет – и машешь рукой.

Конечно-конечно. Подобные вещи наблюдал, наблюдал в жизни такие внезапные открытия семейных секретов, в результате которых оказывалось, что непонятно, кто кому и кем приходится, и вообще полная такая вот история. Сюжет был мной намечен еще в 82-м году, когда мне было…Можете себе представить, сколько мне было лет? 32 годика неполных даже, 31 даже…

Чтобы начать фантазировать о таких вещах.

Нет. Я писал школьные сочинения и позже переводы, а потом инсценировки. Попытки написать действительно, что называется, художественное произведение, у меня начались, может быть, когда мне было 25-26 лет. Я написал один рассказик, другой рассказик... Но это все ничем не кончилось, понимаете? Написал. Что значит писатель? Писатель — это не тот, который пишет. А тот писатель, которого читают, потому что, может быть, если бы тогда были, социальные сети, или тогда была бы какая-то другая свобода прессы… Может быть, если бы мои первые 2-3 рассказа, которые я опубликовал в конце 70-х годов, не ушли в этакий вакуум, может быть, я бы стал писателем и раньше.

Вот почему я стал политическим журналистом? Потому что моя первая статья получила взрывной резонанс. Понимаете? Ее перевели на 3 языка. Меня пригласили в Америку, чтобы прочитал лекцию по этой статье. У меня брали интервью коллеги-журналисты, я считался какой-то вообще замечательный эксперт уже. Не знаю, был ли я этим замечательным экспертом или нет, но сложилось так, что то, что я писал, то находило, начиная с конца 80-х годов, находило прекрасный и широкий отзвук, и поэтому я с таким удовольствием и писал. Понимаете? Поэтому я думаю, что, может быть, если бы я тоже в 2007-м году написал бы один рассказ, два рассказа, сто рассказов, и все это никто бы не воспринял, то, может быть, этим рассказам была бы та же судьба уготована, что и моим пьесам, которые я выкинул на помойку. Понимаете? Если это никому не интересно, то значит, это действительно никому неинтересно. Я и не очень верю в эти счастливые легенды про писателей типа Кафки. Понимаете? Или Ницше, которого никто не читал при жизни. Понимаете, они проще устроены.

Тем интереснее в этот поток все-таки вклиниться и получить отклик, получить реакцию, получить свой какой-то, пусть маленький, но какой-то фэндом, понимаете? Я не знаю, сколько этих людей; может быть, их 1000, а может быть, их 500, которые меня любят, читают, комментируют и все такое. Мне это очень важно.

Да.

Нет. Это часть моей работы.

Знаете, редко, но бывает. Обычно это касается конкретных вещей. Я могу очень легко ошибиться с троллейбусным маршрутом, с ценой на какой-нибудь продукт, с названием улицы, города, книги, иногда даже с фасоном, с названием какой-нибудь одежды. Но люблю писать такие рассказы, в которых черты времени существуют, понимаете? Если человек идет по улице, чтобы было понятно, какая улица. Человек натягивает на себя штаны, чтобы было понятно, что это за штаны, какого фасона, а иногда даже какой марки. Бывает так. Бывает. И более интересно, бывает, когда я то-то упускаю важное в мотивах, героях, и поэтому читателю просто непонятно, почему герой поступил так, как он оказался вот на этом месте, в этом месте сюжета или в этом месте пространства, потому что я что-то пропустил. И я, конечно, тогда, естественно, поправляю.

Дорогой начинающий автор, если ты хочешь стать писателем, то становись, занимайся этим, не отвлекаясь более ни на что.


Тебе будет, конечно, трудно, но тогда найди себе какую-нибудь литературную профессию или близко к этому. Занимайся этим постоянно, потому что, если ты, дорогой начинающий, дорогой молодой человек, хочешь стать врачом, ты пойдешь в медицинский институт. Если ты захочешь стать спортсменом, то пойдешь, соответственно, в спортивную школу, ну и так далее. Музыкантом – будешь в музыкалку, потом в консерваторию. Знаете, писатель — это такая же профессия, которая требует постоянной профессиональной занятости.

Писателем нельзя быть, в свободное от работы время, также как нельзя быть в свободное от работы время кардиохирургом или дирижером. Понимаете? Представляете себе журналиста, который занимается расследованиям какими-то журналистскими, ездит в командировки, а вот по субботам приходит в кардиоцентр и делает парочку пересадок сердца. Так бывает? Нет. Так не бывает. Так почему же вы думаете, что так может быть с писателем? Тоже не может быть. Другое дело, что вы никого не погубите своим непрофессионализмом. Ну, погубите свое время, свои силы. Поэтому если вы хотите заниматься литературой, занимайтесь ею профессионально, прилежно, много, долго, работайте каждый день помногу. Самое смешное бывает, когда молодой писатель напишет 1-2 рассказа и носится с ними по редакциям. Думает он: а что я буду новые писать? Эти не напечатали. Рассказов нужно приносить пачку. Или, как сказал один французский писатель замечательный, талант не в том, чтобы написать одну страницу, а в том, чтобы написать их 300. Ну и, конечно, работать над собой. Есть огромное количество школ писательских, где учат этому всему.

Нет. Я сейчас не преподаю. Но зато у меня есть видеокурс. Он, по-моему, довольно толковый. Его можно, извините за выражение, купить и слушать, это примерно 4,5 часа, 20 коротких лекций про сюжет, про героев, про пейзаж, про язык, про месседж, про новеллу, про роман... полезная штука. Понимаете? Не только я, есть масса курсов. Есть такой замечательный Александр Молчанов, который учит сценаристов, драматургов и романистов тоже. Есть Creative Writing School в Высшей Школе Экономики. И не только. Надо учиться.

Финансовым положением, конечно, недоволен. Один зарубежный экономист мне сказал давно, что всегда не хватает 20%. Зарабатываешь 20 тысяч, то ты думаешь: вот бы 24 я получал, и был бы полный кайф. Есть миллиард, ты думаешь: вот еще бы 200 миллиончиков. Понимаешь, как у нас? Всегда не хватает. Денег всегда не хватает. В общем и целом, я доволен, потому что я зарабатываю не только непосредственно писаниями, но и журналистикой. И в общем, как-то, как говорится, сводим концы с концами, ничего страшного.

Это да. Это самое главное.