Выпуск 5. Написать убийство: Александра Маринина
Выпуск 5. Написать убийство: Александра Маринина
Александра Маринина. Без этого имени невозможно представить себе ни один книжный магазин. Да и с кем ещё поговорить о писательстве, как не с одним из самых популярных авторов страны?

Мы отправились в гости к Марине Анатольевне (именно так в жизни зовут писательницу), чтобы поговорить о секретах детективного жанра.

Фото: личный архив
Аудиозапись: 37 минут
Время на чтение: ~25 минут
Русина:
Я хотела бы поговорить с вами о том, как вы вообще пришли в писательство.
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
А никак: я туда не шла. Я шла спокойно по своей аллейке, и в какой-то момент мне захотелось присесть на лавочку - вот я и села на первую попавшуюся. Но она оказалась удобная, дала мне возможность отдохнуть, перевести дыхание, сбросить негативную энергию, и я пошла себе дальше. Встретив знакомого милиционера, я у него спросила: "Скажите, а я вот на той лавочке посидела - это ничего? Мне за это ничего не будет?" Он сказал: "Да вы так хорошо сидели, красиво - я прямо залюбовался!" И я думаю: "Ну ладно, когда устану по этой дорожке идти, снова на эту лавочку сяду - уж больно мне на ней хорошо отдыхалось".

Прошёл примерно год, опять я сильно устала, опять я по той же дорожке иду, опять та же самая лавочка. Я посидела на ней, отдохнула - и опять тот же самый милиционер.

Я говорю: "Дяденька, ничего, что я опять тут посидела?"

А он: "Что вы, вы в этом году ещё лучше смотрелись!"

Я думаю: ну ладно, раз так, я тогда буду почаще сюда приходить, такая хорошая лавочка. Вот так и происходило на самом деле.
Русина:
Писательство как лавочка. А кто же милиционер?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
На самом деле, это был главный редактор журнала «Милиция», которому я показала свою первую рукопись с робким вопросом: «А посмотри, пожалуйста». Кстати, мы с ним однофамильцы - Александр Михайлович Алексеев. Я очень ему благодарна. До этого мы с ним несколько лет сотрудничали - я писала публицистику для журнала «Милиция», и редакция журнала находилась [буквально] в 200 метрах от моего дома. Мне было туда близко идти (смеётся). Поэтому естественно, что результат моего первого «отдыха на лавочке» я отнесла именно туда и сказала: «Саш, посмотри, пожалуйста, это на что-нибудь вообще годится?» Он посмотрел и сказал: «Слушай, Мань, ну у тебя явно есть способности. Мы это опубликуем в трёх номерах, но ты давай, не бросай это дело, пиши дальше».

Естественно, вторую вещь я принесла ему же. И точно так же она была опубликована в журнале «Милиция» в трёх номерах. И третью вещь я принесла ему же. Но я была неопытная тогда. Это был 94-й год, никто меня ничему не учил и ни в чём не наставлял, поэтому мне совершенно тогда была неведома такая штука, как допустимые объёмы.

Если первые 2 вещи получились по 12 [авторских] листов и хорошо ложились в три номера, то третья вещь — «Украденный сон» — оказалась существенно больше.

Саша посмотрел и говорит: «Это надо либо сократить на треть, либо — извини».

Я посмотрела на это всё — сокращать меня тоже никто не учил. И жалко, это же детка. Пальцы что ли отрезать? Живое же.
Русина:
Сокращать.
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
На треть сократить — это надо иметь другой характер. Профессиональный редактор, который не является отцом новорожденного, наверное, это сделал бы легко. Но родитель у своей детки даже ноготок отстричь — и то жалеет. Нет так нет — я легко к этому относилась — сунула в стол, про себя думаю: в следующий раз надо будет последить за объёмом. Начала писать следующее, «Убийцу поневоле». Пока я её писала, прорезалось издательство, которое прочитало мои журнальные публикации и сочло, что это годится для серии «Чёрная кошка». Мне позвонили и предложили издаваться.
Александра Маринина на встрече с читателями. Фото: личный архив.
Русина:
Детективная серия?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Для меня это было очень лестное предложение, потому что в серии «Черная кошка» к тому моменту издавались маститые авторы, известные всей стране: Юлиан Семёнов, братья Вайнеры, Николай Леонов, Данил Корецкий… Я попала в такую компанию и была просто на небе от счастья, не верила, что это может быть. Никто, девочка с улицы, в серии с такими маститыми авторами — боже мой! Так я стала сотрудничать с издательством "Эксмо", это случилось в январе 1995 года. И с тех пор мы с ними живём душа в душу.
Русина:
То, что вы пишете — потребность рассказывать истории, призвание?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Ни то, ни другое. Это развлечение. Аутотерапия. Я себя чем-то занимаю, чтобы не было ощущения, что я бездельница, вышедшая 20 лет назад на пенсию и погрязшая в сидении дома. Это такое хобби, которое, к счастью, оказывается интересным кому-то ещё и приносит какой-то доход.
Русина:
Доход, благодаря которому можно жить.
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
В моём случае да. Опять же, это зависит от уровня притязаний. Если я хочу жить, имея хороший дом за городом, виллу в Испании, яхту — то это нет. На мои доходы это невозможно. У меня крайне низкий уровень притязаний, мне очень мало что надо. Я не стремлюсь к роскоши, я не тусовщица, не рвусь покупать брендовые вещи последней коллекции... Мне это всё неинтересно. При том образе жизни, который я веду, мне доходов от писательства абсолютно хватает.
«Я не бегала по улицам с пистолетами,
не сидела в засадах»
Русина:
Как появился персонаж Каменская? Вы её где-то с себя писали?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Да. Я её всё время писала с себя, до тех пор, пока не поняла, что уже прошли годы и мы живём с ней несколько разными жизнями, поэтому не можем оставаться одинаковыми. Жизненный опыт-то разный. Но всё равно в очень многом она продолжает оставаться мной.
Русина:
Например?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
В стиле мышления, в логике своей. Я же в неё вкладываю свою логику. Своё видение. Свой анализ фактов и материалов. Я же могу анализировать эти факты и материалы только как я могу. Поэтому все логические рассуждения — они, естественно, мои.
Русина:
Вы работали до этого, как говорите, на службе. И вам удавалось параллельно писать. То есть у вас — тут криминал и тут криминал…
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Ну и что? Это совершенно всё про разное. Я всё-таки служила не в оперативном подразделении и не в следствии. Я сначала была научным сотрудником, занималась анализом и прогнозированием преступности. Моё личное общение с осуждёнными было очень интенсивным, но оно закончилось в 1987 году — после того, как я защитила диссертацию, и мне уже стало не нужно с ними общаться. Всё, что мне было интересно, я выяснила.

После этого я занялась уже другой отраслью криминологии — анализ и прогнозирование преступности. Этим я и занималась до 1994 года. А после вообще поменяла род деятельности, ушла в другое подразделение и стала начальником научно-исследовательского редакционно-издательского отдела. В этой должности я прослужила четыре года. То есть я не бегала по улицам с пистолетами, не сидела в засадах, не возбуждала уголовные дела. У меня была совершенно другая деятельность. Но поскольку я была офицером и давала присягу, это называется "служба", а не "работа".
Елена Яковлева в роли Анастасии Каменской
Русина:
Вы не бегали с пистолетом, но хорошо себе представляли, как это бывает.
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
У меня первый муж был оперативником и второй был оперативником. Мне было у кого спросить!
Русина:
А темы вашего исследования дали что-то для ваших текстов? В какие-то конкретные сюжеты они укладываются?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Нет. Единственный конкретный сюжет был использован в книге «Обратная сила» — это история осужденного, с которым я общалась, когда ездила в командировки в одну из куйбышевских колоний. Я даже имя его сохранила в книге. Очень он был яркой личностью. То есть всё, что написано в «Обратной силе» про ситуацию с неким Давыдовым — всё правда, от первого до последнего слова. Это моя собственная история.


Понимаете, та работа, которую мы выполняли в местах лишения свободы, требовала в течение 10-12 дней постоянного присутствия с утра до вечера, насколько сил хватит, на территории зоны. Поскольку мы не сотрудники данной колонии, нам находиться без сопровождения на территории нельзя. Поэтому к каждому из нас был приставлен такой «надежный» осужденный, который пользуется авторитетом среди своих товарищей, который сам не допустит ничего недозволенного. Вот мне выделили такого Володю Давыдова, и все 4 или 5 раз, что мы были в этой колонии, он бессменно сопровождал меня все дни.

Самое большое потрясение было, когда я тестировала осуждённых — они выполняли два теста: MMPI и тест Равена, вместе это занимает 2-2,5 часа. И вот — школьный класс, сидят 15 человек осужденных, я не могу выйти, их нельзя оставлять одних. Я сижу, мне принесли чай. Вдруг открывается дверь и заглядывает Володя, который бессменно стоит с наружней стороны двери, чтобы никто не заходил: "Я вам конфет принёс".

Если вы представляете себе, что такое 82-й год в Советской стране. Он мне принёс коробку конфет «Птичье молоко». Даже в Москве — это как билеты в Большой театр. Их было не достать!

— "Володя, что это? Откуда это?"

— "Места знать надо".


Вот спрашивается — у осуждённого — откуда может быть коробка конфет?


Эти поездки, конечно, многому меня научили. Я была совсем девчонка, голова была набита идеальными представлениями о жизни, о хороших милиционерах и плохих преступниках, у которых прям на лбу калёным железом выведено «страшный убийца» или «насильник-педофил». Все эти поездки быстро развеяли иллюзии и поставили мне мозги на место. Так что за этот этап своей жизни я судьбе безмерно благодарна.
Русина:
И вот вы увидели свою первую напечатанную книгу — помните, как это было?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Конечно, это было очень смешно. Был 95-й год, когда книжная торговля велась преимущественно с лотков, а лотки находились преимущественно в подземных переходах метро. Естественно, книги я там и покупала. У меня был облюбованный продавец по имени Дима — человек с высшим образованием, который в лихие 90-е остался без работы и торговал книгами в подземном переходе у метро Тимирязевская. Я постоянно покупала у него книги — тогда как раз раскручивалась одна из моих любимых серий «Мировой бестселлер» — Шелдон, первые романы Дина Кунца — то, чего мы в своё время ещё не читали. Я робко призналась Диме, что я тоже вроде как сотрудничаю с издательством, и у меня в течение месяца-двух должна выйти книга. При этом рукопись, которую я сдала в издательство, называлась «Визаж для цветной фотографии». Издательству это название не понравилось, но они мне об этом не сказали. То ли они были молодые и неопытные, то ли пощадили моё самолюбие — но название заменили. Я-то Диму предупредила, что должна быть книжка с таким названием…


И вот в один из дней, возвращаясь с работы, выхожу из метро, подхожу к витрине, и Дима говорит: "Марина, у меня для вас подарок.Только немножко странный". Открывает коробку — в ней «Убийца поневоле». И написано: «Александра Маринина», фотография на обложке моя.

Я схватила три или даже четыре экземпляра, сколько денег было — купила. От метро до моего дома идти было минут десять дворами, это был апрель, уже темно. Под ногами — по щиколотку мокрого снега пополам с водой… В каком виде я пришла домой — описать трудно. В одной руке — сумка, с которой я хожу на работу, в другой — книги, и я иду, глаз от них оторвать не могу! Смотрю и не могу поверить своему счастью: в красной суперобложке, твердый переплет, настоящий типографский шрифт — просто венец творения. Пришла домой, ужинала, положила перед собой книгу и на неё смотрела: свой восторг и неверие в то, что это случилось, я помню очень хорошо.
«Писать надо так, чтобы тот, кто это читает, забывал отойти пописать»
Русина:
Помните, как вы впервые встретились со своими читателями?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Это было тоже очень смешно. Это был праздник «Комсомольской правды» в Парке Горького. В том же 95-м году. Это была не встреча с читателями, как таковая. В рамках праздника было мероприятие, сидели авторы издательство "Эксмо" с книжками, и все желающие могли подойти и взять автограф. Никаких ведущих, вопросов-ответов, ничего этого не было. Я сидела вдвоём с Виктором Черняком и очень благодарна судьбе за эту встречу — больше нам не довелось столкнуться, но я очень хорошо помню, что он сказал. Мы с ним заговорили о Сидни Шелдоне — тогда ещё не было как таковой практики автограф-сессий, поэтому очереди ни ко мне, ни к нему, ещё не было, и у нас была возможность поговорить.

Он мне сказал: "Сидни Шелдон нас всех учит, как надо писать книги.

Писать надо так, чтобы тот, кто это читает, забывал отойти пописать".

Это дословно, что мне сказал Черняк. Я очень ему благодарна за эту фразу, потому что, когда я что-то читаю сама, я периодически её вспоминаю и оцениваю. Прислушиваясь к себе, думаю: не пора ли мне оторваться? — Уж нет, ещё полчасика выдержу, уж больно хорошо написано!

Поскольку это были мои первые автографы в жизни, я помню, сколько их было — их было шестнадцать. И я была в диком восторге, потому что прекрасно понимала: меня никто не знает, я абсолютно новый, неизвестный автор. Эти 16 человек не к Марининой шли: это просто люди, которые гуляли и решили — а почему бы не взять автограф?

Русина:
Ваши книги переведены на многие языки. Как вас встречает зарубежная публика?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Самый яркий эпизод был, когда переводили на итальянский язык книгу «Украденный сон». Издатели пригласили нас в Италию для встреч с журналистами, телевидением… в том числе была встреча с переводчицей, и она мне задала чудесный вопрос: кто такой Черномор? — Имелся в виду старший по группе силового сопровождения.
Русина:
Это сложновато объяснить иностранцу….
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Я объяснила ей про Черномора и 33 богатыря, А она говорит: "Итальянской публике это будет непонятно — можно заменить на Али-Бабу? Который руководитель сорока разбойников?" — Можно. Так Черномор стал Али-Бабой.
«Быть автором — значит, иметь возможность делать то, что ты хочешь»
Русина:
Для вас быть писателем — это...
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
А я не писатель, я автор. Быть автором — значит, иметь возможность делать то, что ты хочешь.
Русина:
И работа.
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Абсолютная. Что мне в данный момент хочется, то я и делаю. Хочу — пишу детектив. Хочу — семейную сагу. Никто мне не указ.
Русина:
А что вы сама читаете? Вы читаете, когда пишете?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Когда пишу, я читаю только перед сном. И что-нибудь такое, что тренирует мозги, но не трогает душу.
Русина:
Из последнего прочитанного?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
«Алхимик» Питера Джеймса — то, что я читаю перед сном. У меня их много. Я их держу именно для того, чтобы читать перед сном. Это всё-таки будет напряжение, но мозг нуждается в напряжении. Как только ослабляется вожжа, всё — начинает лениться, ничего не хочет… Если удается, смотрю детективный сериал. Не фильм, который посмотрел-усвоил-можно не помнить, а именно сериал, чтобы удерживать в памяти, что там произошло вчера, позавчера…
Русина:
Из последнего просмотренного?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Сейчас я смотрю «Высокие ставки», второй сезон. Я для себя решила — есть два замечательных питерских сценариста — Максим Есаулов и Андрей Тумаркин. Поскольку каждый из них имеет опыт работы в правоохранительных структурах, сценарии, которые они пишут, не грешат глупостями!
Русина:
И вы черпаете вдохновение в этих произведениях?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Нет, вдохновения у меня не бывает вообще!
Русина:
Давайте поговорим о вдохновении!
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Давайте.
«Вдохновения у меня не бывает вообще»
Русина:
Что такое вдохновение для Александры Марининой?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Не знаю, у меня его не было! У меня бывает понимание, чего я хочу. Бывает озарение, что то, что я хочу, надо сделать вот так. Бывают периоды застоя и полной прострации, когда я не понимаю, что мне делать дальше посреди сюжета. Бывает, закончила эпизод, и совершенно не понимаю, куда действие должно развиваться дальше.


Поскольку я работаю без черновиков и без синописов, всё это держится в голове и никогда не бывает продумано от начала до конца в момент начала работы.
Русина:
Интересно…
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Как фишка ляжет — так и пишу. И вот для того, чтобы она хоть как-то легла, я выкраиваю 2 часа, чтобы посмотреть две каких-нибудь серии, и 20 минут перед сном, чтобы что-то почитать. Потому что одно-единственное слово, одна-единственная фраза может даль мысли толчок. Бывает, прочитаешь фразу и думаешь: «Какая глупость! Нет, я с этим категорически не согласна, потому что…» — и тут в голове возникает система аргументов, почему ты с этим не согласен - и вдруг родилась мысль. Вдруг понимаешь, куда будет двигаться сюжет, или как будет развиваться персонаж.

Это не вдохновение, это именно регулярный полив и удобрение почвы: когда-нибудь семечко прорастет.

Я прекрасно понимаю, что те читатели, которые прочитали 25 моих первых книг, которые все детективы, и ждут от меня очередной детектив с очередной Каменской, бывают сильно разочарованы и недовольны, если я пишу что-то другое. Но возможность не думать об этом и не обращать на это внимание — это тоже моя свобода. Я не буду угождать читателю никогда. Не буду угождать издателю.

В момент, когда я подала рапорт об отставке, в конце 97 года, я сказала себе: с этого момента у меня больше не будет начальников, и никто, никогда, ни по какому поводу, не будет мне велеть и указывать. С тех пор я так и живу.
Русина:
Получается, вы ушли в никуда — в писательство?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Я ушла домой.
Русина:
Домой?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Да. Я была абсолютно счастлива, что мне больше не нужно каждый день ехать полтора часа в один конец и полтора часа - в другой. Я жила на Тимирязевской, а на работу в последние 4 года ездила на улицу Волгина, это совершенно другой конец Москвы, Беляево. Все так жили. Но когда я поняла, что можно жить без этого, я была абсолютно счастлива.

Русина:
Что делает вас счастливой сейчас?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Хорошее настроение мужа. Когда я вижу, что он улыбается, что он весёлый, что он шутит, что он в хорошем настроении — я абсолютно счастлива. И конечно, раз в году случается момент, когда я дописываю фразу и понимаю: всё, ура, рукопись закончена. Я к тому моменту такая уставшая бываю, такая вымотанная этой рукописью, что бурно радоваться и испытать острый восторг я не могу. Я просто плачу от радости! Когда я понимаю, что поставила точку, и ничего больше писать не надо, я начинаю рыдать от облегчения… и понимать, что ближайшие 2-3 месяца я по утрам не буду просыпаться с мыслью, что у меня нет сил, но надо… будет свобода от самобичеваний...
Русина:
Что для вас самое трудное?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Всё трудно, легко ничего не бывает!
Русина:
Вам свойственна самокритика? Говорите ли вы себе: "Марина, что ты такое делаешь? Разве это кому-то надо?"
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Конечно. Но это надо мне. Я же не для кого-то это делаю. Я это делаю, потому что мне это интересно в данный момент. Меня это развлекает. У меня есть пункты, которые я должна выполнить в течение дня.
Русина:
Какие?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Я должна сколько-то поработать. Пусть полчаса. Пусть я напишу только одну фразу.

Я должна час как минимум отсидеть за пианино.

Я должна пройти семь километров по дорожке.

Если я чего-то одного не выполнила — я начинаю угрызаться, что поленилась, неправильно организовала время, что я бездельница…
Русина:
Если бы вы могли передать привет себе — девушке Марине в 92-й год — что бы вы ей сказали?
Марина АНАТОЛЬЕВНА:
Ничего не бойся. Делай то что тебе хочется, и у тебя всё получится. Но только при условии, если ты действительно будешь делать то, что тебе интересно, а не то, чего от тебя ждут. Никогда не делай то, чего от тебя ждут, если тебе не хочется.
июнь 2019
Москва, Чистые Пруды
Спасибо, что дочитали!
Поделитесь этой страницей в соцсетях:
был ли полезен опыт этого автора?
расскажите нам:
Цитирование текстов с сайта writers.coffee всячески приветствуется.
Интервью, запись, монтаж, вёрстка блога: Русина Шихатова
Фото: Даниил Шведов и личный архив Александры Марининой
ЧИТАЙТЕТАКЖЕ: